Приватизированное государство

Интернет-передача «Обретение смыслов»
Тема: «Приватизированное государство»
Выпуск №147

Степан Сулакшин: Добрый день, друзья! Объявленный на сегодня термин — «приватизированное государство». С самого начала нужно понимать, что государство — это не вещная, не предметная категория. Здесь есть отличия от приватизации имущества, недвижимости, основных фондов и так далее. Поэтому здесь, конечно, есть интрига. Попытаемся сегодня с ней справиться. Начинает Вардан Эрнестович Багдасарян

Вардан Багдасарян: Анатолию Чубайсу принадлежит высказывание о том, как осуществлялся приватизационный процесс в России. Стоит напомнить, какую роль играл Чубайс в организации этого действа. Ставилась задача в результате приватизации сломать становой хребет коммунистической системе, коммунистической идеологии.

Конечно, условий для приватизации не было. Российская приватизация — это частный случай модели, технологии первоначального накопления капитала. В Англии этот процесс происходил в течение более чем столетия, в других странах это тоже достаточно длительный процесс.
У нас той буржуазии, которая могла бы приватизировать, купить государственные предприятия на момент слома СССР, не было. И поэтому без этой буржуазии, без капитала, который мог бы приватизировать, все в конечном итоге приобрело криминальный характер, и криминальная парадигма, в рамках которой и развивался весь процесс, была задана изначально.

Было такое представление: перейдем от неэффективной государственной системы к системе частной, основанной на конкуренции, ведь частное — это всегда лучше государственного, и эта система заработает. Да, будет сложный период первоначального перехода, но после этого наступит процветание.

Но здесь ошибка состояла в том, что был создан этакий криминальный монстр, который начал пожирать одну за другой общественные институции — экономику, социальную сферу, культуру, и дошли до самого государства. И представление о том, что этот капиталистический монстр ограничится в своих притязаниях, не сработало. Он не ограничивается. Он так и развивается в той криминально-приватизационнойлогике, которая была заложена с начала 90-х годов. Изменить это можно, только изменив систему, но это составляет парадигму этой модели.
Обвинения режима в том, что он либеральный, ошибочны. Ну, разве может быть либерализм и, скажем, ограничение деятельности политических партий, либерализм и бюрократическое вмешательство во все? Но то, что складывается сегодня, можно рассматривать как модификацию этого либерализма, как его естественное продолжение, потому что эта приватизационная логика — приоритет частного, а, значит, индивидуального над общественным, в итоге привела к той модели, которая в наших работах определяется как приватизированное государство.

Вначале приватизируются средства производства, затем приватизируется предмет труда. Вначале приватизируются фонды, затем земля, ее недра. А дальше что? А дальше, когда оказалось, что приватизировано уже все, по большому счету, это и означает приватизацию самого государства. И тогда суверенное национальное государство перестает существовать. Оно становится не национальным государством, а государством, принадлежащим некоей корпорации приватизаторов.

Остановится ли на этом процесс? Давайте продолжать эту логику. Если приватизационная логика была доведена до приватизации государства, куда идти дальше? Дальше уже следует приватизация народа. А это, по большому счету, уже некий неорабовладельческий вариант. Логика подсказывает движение именно в этом направлении. Логически задан этот тренд — приватизация, и никто не ставил под сомнение эту приватизационную схему, и государство и общество движутся в этом направлении.

Конституции большинства государств мира начинаются с определения суверена, и, как правило, идет апелляция к суверенитету нации или народа. Но эта схема изменилась. Если есть суверенитет народа, то государство, власть должны отчитываться перед этим народом. Народ учреждает государство, соответственно, власть выражает волеизъявление народа, и государство отчетно перед народом.

Но если государство приватизировано, то уже суверенным-де-факто является не народ, не нация, а некая корпорация устроителей этого государства, и тогда меняется все. Тогда уже имеет смысл не волеизъявление народа или нации, а непосредственные указания и интересы руководителей соответствующей корпорации. Это совершенно другая модель, и мы можем говорить о том, что сталкиваются две модели России: Россия как государство, цивилизация, которым она исторически всегда была, и Россия как государство-корпорация.

Конечно, это характерно не только для России. Подобный откат в эволюции можно видеть и в истории других государств и государственных форм, и здесь модели варьируются. Мы можем видеть модели приватизированного государства, когда приватизаторы находятся непосредственно за ширмой государства, в основном это относится к Западу.

Историки пишут, что порядка 90, а то и больше процентов политического класса Соединенных Штатов Америки — это креатура тех кругов, которые стояли за ширмой американской системы. ФРС, частные компании и частные лица обеспечивали эмиссию, и это было чем-то новым. Нечто подобное было и в Англии.

Сегодня это мировое явление. Частные структуры контролируют денежную эмиссию, которая совершенно неоправданно номинируется ими как национальная валюта. Национальная валюта России также эмитируется частными структурами. Это одна модель.

Есть другая модель, которая больше характерна для стран Востока, когда политические фигуранты подчиняют себе бизнес, и возникают некие захватившие власть, распределившие ее между собой кланы, которые, имея политическую власть, подчиняют себе и власть экономическую. Это не государственное, а частное. Достаточно привести пример чеболя в Южной Корее — клановой группы, находящейся во власти, которая распределяет, по сути, все экономические ресурсы государства. Нечто подобное можно увидеть и в Японии.

В современной России сложилась модель кланового капитализма, сращение бюрократии и олигархии, и идет экстраполяция политической власти определенных клановых группировок на власть экономическую. Может создаться впечатление, что власть сконцентрирована в руках небольшой корпорации. Может быть, это хорошо. Ресурсы сконцентрированы, лидер корпорации принимает определенные решения, и модель в современных условиях работает более эффективно, например, как работают ТНК. Ведь многие ТНК действительно эффективны.
Может сложиться впечатление, что модель корпоративной России очень эффективна, но в действительности она явно проигрывает в геополитическом плане. Россия, сталкиваясь с более сильными корпорациями, обладающими значительно большими ресурсами, финансовыми возможностями, как корпоративный субъект проигрывает.

Но есть другая модель России — Россия не как корпорации, а как цивилизация. Здесь уже появляются совершенно другие ресурсы, которых нет в системе приватизированного государства. Это ресурсы идейно-духовные, мировоззренческие, это апелляция к неким ментальным, психологическим основам бытия народа. Этим Россия всегда побеждала.

Если в России останется модель корпорации, перспективы далеко не радужные, если же парадигма изменится, вернется модель России как государства, цивилизации, тогда она может артикулировать свой цивилизационный проект, и она может собрать народные ресурсы, восстанавливая народный национальный суверенитет, который может ее исторически спасти, как это уже было не раз.

Степан Сулакшин: Спасибо, Вардан Эрнестович. Термин «приватизированное государство» сравнительно новый в гуманитарном, политологическом словаре. Он очень актуален, потому что фактически рождается в практике нашей страны в эти дни во всех перипетиях, которые мы наблюдаем, в пределах очень своеобразного специфичного политического режима и механизма, который сегодня сформирован.
Термин «приватизированное государство» включает в себя две смысловые исходные точки: нечто приватизированное и, во-вторых, государство. С государством как бы все попроще. Мы с ним уже много раз разбирались. Государство — это, конечно же, абстракция. Это нематериальная субстанция, это социальная оболочка для организации события, сожития общества. У него есть соответствующие функции, механизмы, институты, процедуры, то есть это источник организации жизни большой социальной системы.

Приватный, приватизированный от слова рrivate — частный, собственный, находящийся в чьем-то владении, чьем-то пользовании и чьем-то распоряжении. Это природа частной собственности, приватности, принадлежности. Конечно, эта категория противостоит приватности публичности, то есть большим правовым общественным адресациям.

Здесь есть контрадикция, коллизия между узкогрупповым или абсолютно индивидуальным и широким, общественным, публичным — капитализм против социализма, частная собственность против государственной или обобществленной собственности и так далее.

Но как же можно соединить два этих слова — категорию государства как абстракцию, как устроение большого сообщества и территории и категорию, связанную с собственностью, приватностью, частной собственностью? Здесь, конечно же, возникает некая теоретическая глубина. Чтобы пойти дальше, даю, как обычно, свою формулу, дефиницию. Она содержит в том числе и ценностный аспект.

Я надеюсь, что будет понятно, почему это совершенно необходимо. Необходимо это потому, что существует классическое исторически сформированное понятие государства, у которого цели и задачи связаны с обществом, с большинством населения, а не только с управителями этого государства. Даже в монархиях в позднейшие феодальные времена, когда звучала королевская формула «государство — это я», государство выполняло свои публичные функции.

Но феодальные времена давно ушли. Человечество развивается в своей истории, и поэтому говорить о том, что кто-то откуда-то извлекает обоснование своего архаического права присвоить себе государство и заявить: «Я — это государство, это моя собственность», — невозможно. Это неправильно, поэтому в моем определении появляется оценочная характеристика.

Итак, приватизированное государство — это патологическое государство, преимущественным образом обслуживающее интересы узкой группы лиц путем обеспечения и воспроизводства их монополии на власть. Слово «патологическое» — это и есть обещанная оценочная характеристика. Как рождается эта дефиниция? Конечно, она выхватывает не все бесконечное множество особенностей государства такого типа, потому что там есть признаки и второго уровня, и третьего, и какого-тосовсем малозначимого, и нет никакой нужды перечислять их.
Перечисляются признаки доминантные, доминирующие. Например, на пути методологии, которым мы с вами идем довольно давно, мы говорили о нравственном государстве — это государство, в котором доминирующим образом производятся такие качества личности и общества как нравственность и так далее.

Выделена доминанта — интересы узкой группы лиц, и способ удовлетворения их интересов — это узурпация власти и воспроизводство монополии на власть. Здесь бросается в глаза, что могут быть введены отчасти такие фигуры речи, такие абстракции как вид приватизированного объекта власти, поэтому говорят о политическом капитале, о квазисобственности, о ренте на власть.

Я выделяю шесть типов ренты. В капитализме общеизвестна рента на основные фонды — на производственный капитал, финансы. Родилась рента на право эмиссии, сеньораж. Спекулятивные возможности — это третий вид ренты. Четвертый вид — на наследство сынков и внучков. Пятый вид ренты — на природные ресурсы, и вот шестой вид — рента на власть.

Мне видится следующая цепочка генезиса этого явления. Коррупция, которая выглядит как криминал, как взятки и откаты. Чиновники конвертируют ответственность государства за широкий общественный интерес в возможность для государства удовлетворения своего узкого корыстного интереса. Это самая простейшая, первичная стадия мутации.

Вторая стадия, словно стадия ракового заболевания, это сращивание чиновного аппарата, чиновных интересов, чиновников с бизнесом, когда создаются фирмы, которым министр отправляет заказы, ресурсы, кредиты, или мэр или губернатор перекачивает бюджетные ресурсы в фирму своей тещи, сына и так далее. Это хорошо известное явление, бурно развивающееся в России.

И, наконец, высшая степень в этой цепочке — это присвоение ресурсов всей страны через присвоение власти. Из шести видов рент эта высшая стадия очевидным образом опирается на присвоение основных фондов. То есть государственное имущество России в процессах приватизации было растащено по карманам.

Возникли долларовые миллиардеры. Они продолжают откуда-то браться, при этом доля государственной собственности падает. По некоторым оценкам, она достигла уже 7%, а все остальное переходит в частные карманы. Лиц, в карманы которых все это перетекло, всего несколько. Эти лица либо во власти, и они аффилированы с богатствами через сына, тещу, разведенную супругу и так далее, либо через дружеские взаимоотношения.

Кстати, это порождает новое понятие — «семья». Раньше была ельцинская семья, сегодня — путинская семья. Как-то Путин сам об этом сказал: «Санкции накладывают на моих друзей — одного хохла и двух евреев». Эти люди получают в качестве государственных заказов то Шереметьево, то строительство керченского моста и так далее.

Это естественно вытекающее понятие — политическая и приватизаторская семья. Возникает собственность на финансы, и бюджетом можно распоряжаться, как угодно. Например, когда нужно было выкупить ЮКОС, то невесть откуда родившаяся, никому неизвестная компания «Байкалфинансгрупп» откуда-то взяла очень серьезные капиталы и выкупила его. Кроме как из государственного бюджета, капиталу неоткуда было взяться.

Возникает также рента на наследство. Россельхозбанки, корпорации, крупнейшие доходные государственные предприятия распределяются сыновьям, дочерям, кумовьям и так далее. Что касается природных ресурсов, здесь, опять-таки, та же тема и схема — откат и фактически семейные предприятия. Можно даже заключить убыточный договор с соседней страной на 30 лет, но при этом тема и схема там, в теневом пространстве, будет все равно прибыльной. В Москве была такая же семейная лужковская группировка.

Что нужно, для того чтобы этот механизм был совершенен и работал? Нужна власть, монополия власти. Никакие сдержки, противовесы, никакая политическая оппозиция, никакая соревновательность, которая вдруг может на выборах выбить из этой власти, такой схеме не нужна. Что для этого предпринимается? Строитсякомандно-административная вертикаль власти.

Власть фактически узурпируется, потому что выборные механизмы настраиваются на любого масштаба фальсификации, а судебно-правовая система в монополии отрабатывает по телефонному звонку: этого кандидата провести, этому кандидату дать возможность выиграть судебный иск, а этого никоим образом не пропускать. Этих пустить на выборы, этих не пускать.

Прямо сейчас, в эти дни все это разыгрывается на местных выборах, и ПАРНАС, Кострома — очень яркие тому примеры. В 2011 году, когда «Единой России» приписали в два раза больше голосов, ни один суд ничего не смог доказать. Для этого нужны политические репрессии, подавление средств массовой информации как независимого механизма сдержек и противовесов, монополия и оглупление официальных государственных СМИ.

Для этого нужен культ личности или, по крайней мере, современные его модификации по формуле — сначала трагедия, а потом фарс. Следствием этого станет отсутствие стратегий развития страны, отсутствие каких-либо целей, потому что цели здесь совершенно другие, теневые. Этих целей не больше, чем у любой частной компании: прибыль и самообогащение, а зарплата коллектива, равно как и уровень жизни большинства населения, это все вторично.

Вообще все это входит в пространство теоретической формулы, которую я давно предложил: альтернатива властителя. Властитель либо воспроизводит себя во власти всеми этими тухлыми способами, либо он решает проблемы развития страны, вопросы интересов большинства населения по их существу.

Очевидно, что выбор первого варианта ведет в итоге к тому, что мы сегодня обсуждаем, а именно, к приватизированному государству, к воспроизводству себя во власти, своих узкокорыстных интересов и подавлению протестов. Вот такая упрощенная доминирующая формула. Миллиардеры растут, уровень жизни населения падает.

Конечно, эта схема конфликтна внутри себя. Она не способствует развитию страны, она не обеспечивает устойчивости развития, она обязательно ведет к коллапсу этой системы. Уж какой мощнейший был Советский Союз, и тот развалился. Россия сейчас несопоставима с ним, но, выстроив такую схему приватизированного государства,какой-то неомонархии, только без публичных обременений, Россия идет к очень значимому потрясению, и в среднесрочной перспективе его не избежать.

Поэтому новое явление, которое, к сожалению, изобретает для человечества в своей новейшей истории наша страна, опасное, патологическое. Оно требует мобилизации общественного понимания и больших усилий, потому что это опасность не только для нас, нашего народа, нашего государства, но и для внешнего мира, поскольку наше государство — большой, значимый фактор мирового процесса. Наше государство — ядерная держава, и в случаях внутренних политических потрясений, конечно же, угрозы будут возрастать.

Таким образом, приватизированное государство — это патологическое государство, преимущественным образом обслуживающее интересы узкой группы лиц путем обеспечения и воспроизводства их монополии на власть. Надеюсь, теперь на иллюстрациях и примерах нашей актуальной российской жизни, действительности вы поддержите эту интегрирующую формулу, это определение.

В следующий раз мы тоже рассмотрим термин из актуального словаря и из современного дискурса — термин «уровень жизни». Всего доброго.